Перейти к содержимому


Фотография

КАВАЛЕР ЮЖНОГО БАНТА


  • Авторизуйтесь для ответа в теме
Сообщений в теме: 2

# NETSLOV

NETSLOV

    «Fortunate Son»


  • OFFLINE
  • Администраторы
  • Активность
    5 661
  • 6 203 сообщений
  • Создал тем: 757
  • 1555 благодарностей

Отправлено 09 июня 2013 - 10:25

http://www.konkurs.s.../V_Alferov.html

 Итак, в начале августа сорок первого я вместе с Василием и Николаем, был зачислен в легендарный первый черноморский полк. Поначалу полк наш, спешно сформированный, не имел ни артиллерии, ни связи. Плохо было и с имуществом – не было даже саперных лопат. Но наши командиры нас успокаивали: «Мол, эта беда и не беда вовсе. В первом же бою, ребятушки, разбогатеем трофеями. А там, глядишь, и родное командование чего подбросит». Вот главное из того, что у нас было, так это четко поставленная задача: оборонять район от Чебанки до Старой Дофиновки.

 Местность, что нам предстояло оборонять, являла собой слегка всхолмленную, как бы разбухшую, и резко ниспадающую к берегу равнину. Морской берег был, однако, достаточно высок и крут с узкими заплатками каменистых, реже песчаных, пляжей. Равнина, как рубцами от ударов казачьих сабель, была пересечена глубокими балками и протянувшимися с севера на юг лиманами. И хотя верховья лиманов пересыхали, дно их оставалось предательски вязким и труднопроходимым, как болотные топи. В общем, оценивая рельеф местности на подступах к Одессе с точки зрения стратегии ли, тактики ли следует признать, что прибрежная равнина представляла гораздо больше преимуществ, территориального удобства для наступления, чем для обороны. Судите сами: при достаточно широком фронте обороны, мы, защитники Одессы, вынуждены были сражаться на изолированных друг от друга лоскутках, образованных от вспарывания побережья лиманами, со всеми вытекающими из этого трудностями в маневрировании. Да еще и с кромки берега местность практически не просматривалась, ограничивая наши возможности в наблюдении за перемещениями противника и максимально осложняя использование боевой мощи корабельной артиллерии.

 12 августа наш полк был спешно переброшен на помощь частям Приморской армии, как раз своевременно, перед наступлением 4-й румынской армии, предпринявшей в яростной атаке раннюю из несчетного числа попытку прорваться в Одессу. Тот первый для меня, длившийся бесконечно долгих три дня, бой я помню до сих пор в мельчайших подробностях.

 Участок обороны, отведенный нашей роте, располагался в самой южной, ближайшей к морю части восточного сектора, вблизи от Чебанки, недалеко от дороги на Григорьевку. Ранним утром бойцы нашей роты, заняв позиции, подготовленные после продолжительного марш-броска, отдыхали. Некоторые счастливчики даже умудрились вздремнуть. Я ж не в силах уснуть от возбуждения, к которому примешивалась усталость, и досуха выжатый словно лимон, лениво переговаривался с Колей и Васей.

 – А верно ли гуторят, парни, что румын не столь проворен и нахрапист, и в бою будет, послабей германца, во всем уступая ему, мать их варваров туды-сюды – ввернув забористое слово, молвил Николай.

 – Кто ж знает? Нам-то, Коль, пока и нечего, да и не с чем сравнивать, – философски ответил Василек, посасывая травинку.

 – Поживем-увидим, – сплюнув, подытожил я, и тут, как по заказу, началось…

 Изнуряя, изматывая душу, методично, больше часа нас обрабатывала вражеская артиллерия, через равные промежутки времени с истинно немецкой педантичностью, посылая в нашу сторону снаряд за снарядом. Орудия с наших судов отвечали вяло и как-то неслаженно. В дыму и гари, оглушенные и несколько растерянные, оказавшиеся меж двух огней, мы лежали, распластавшись рядом и уткнувшись носами в нагретую толщу бруствера, как в детстве в мамкину грудь, и полировали горячими лбами земляную насыпь.

 И мне подумалось: «Вот лежим мы в окопе, словно в большой общей могиле. Сверху сыпется, летит от разрывов теплыми комьями земля, точно прощаясь с нами, идет по верху невидимая уже нами скорбная вереница похоронной процессии, и, наклоняясь, люди черпают ладонями полные пригоршни мертвого неплодородного грунта, и согласно обычаю бросают на нас, укрывая навеки…».

 Отгоняя страшные и непрошенные мысли, я сквозь адский грохот услышал, как кто-то рядом, справа бубнит нараспев невнятные слова молитвы, а кто-то слева шумно и с хриплым присвистом выдыхает после каждого разрыва и с некоторым облегчением матерится. Но, как гром среди ясного неба, перекрывая и уханье орудий, и тявканье минометов, и стоны-причитания, раздался спокойный голос ротного старшины:

 – Не кисни, пехота! Подождем – придет и наше время – эх, и разгуляемся!

 Последний выстрел вражеской артиллерии явился, по-видимому, приказом для румын идти в атаку. Рассыпаясь веером, солдаты бежали на нас, держа автоматы на перевес. Однако, наша кучная и дружная стрельба из винтовок, поддержанная двумя пулеметами с флангов, сначала остановила, а через некоторое время, повернула вспять вражескую атаку, показав нам какого цвета у румын мундиры со спины.

 Не успели мы порадоваться первому успеху, как противник, перестроившись и сгруппировав основные силы на нашем правом, ближнем к морю фланге, бросился с отчаянной решимостью в новое наступление. И вновь пулеметное стаккато, ровное и четкое как ход метронома прижало румын к земле, не позволяя приподняться, и по одному, подвое, уморительно извиваясь по-змеиному в старании ускользнуть от винтовочных пуль, они стали отползать в сторону своих окопов. И тут же, то ли получив командирский нагоняй, то ли устыдившись – все-таки они по численности превосходили нас многократно, побежали на нас.

 – Да, упорные ребята, хоть и бестолковые. Ежели немец, что в военном ремесле грамотнее будет, с такой настойчивостью на нас попрет, считай, плохи наши дела, – сказал боец с худым и перекошенным то ли от боли, то ли от злости лицом, щедро припудренным, как и у всех нас, пылью и гарью.

 – Да не свисти, ты, кукушка, – рубанул в ответ Николай, на этот раз, правда, не добавив хлесткого словечка.

 Осаженный им солдат, резко, как взбрыкнувшая лошадь, поднял голову с явно читаемым намерением резко ответить, но будто чем удивленный, лишь глянул на Колю исподлобья пристальным колючим взглядом, смутился и, не проронив ни слова, отвернулся.

 Целый день румыны предпринимали одну за другой – на втором десятке я, сбившись, перестал про себя считать, – тщетные, но яростные попытки, прорвав цепь нашей обороны, в едином броске выйти к предместьям Одессы. Два или три раза, уже не в силах усидеть, мы бросались преследовать отступающего соперника, но, перекрывая многоголосое «ура», громкий строгий окрик командира, охлаждая эмоционально объяснимый, но губительный и безумный порыв, возвращал нас обратно.

 Вражеские атаки перемежались регулярным артобстрелом. Но румынские шестидюймовые орудия скорее громыхали не с целью нанести нам какой-либо ощутимый урон (больно уж хороши были наши позиции), и тем более не стремясь напугать нас. Их пушки, отнюдь не экономя снаряды, били больше для порядку, наверное, согласно требованиям их военной науке, и давали спасительную передышку пехоте.

 Часа через два после полудня, с северо-запада появились и, приблизившись, стали, словно точнее прицеливаясь, кружить над нами черными, заостренными спереди крестами, немецкие бомбардировщики. Не успели мы, однако, и перепугаться, как заговорила наша артиллерия. Ведь если пехота и орудийные расчеты противника, будучи невидимыми с орудийных позиций были недосягаемы для наших береговых и судовых пушкарей, то самолеты казались лакомым куском. После первых же, примерочных залпов с эсминца «Фрунзе» и крейсера «Красный Крым», звено немецкой эскадрильи сдуло как сильным порывом ветра. Набирая высоту, самолеты, точно стая воронья, спугнутая хлопком ружейного выстрела, уходили, отбомбившись второпях, сбросив свой смертоносный груз как попало.

 Безнадежные, безрезультатные, сопровождающиеся большими потерями с их стороны, атаки румынских солдат с неослабевающим упорством продолжались до позднего вечера. Ночь же принесла долгожданное затишье, из-за чрезмерной осторожности казавшееся нам шатким и недолговечным. Спать было непривычно и неуютно, но измотанный постоянно маячившей передо мной опасностью, на исходе ночи я, впав в приятное забытье, все же ненадолго задремал, свернувшись калачиком на дне окопа.

 Разбудили меня не прохладная утренняя свежесть, а несильный толчок в бок и удивленный возглас Николая:

 – Ё-моё, а это что еще за каракатицы?

 – Это танки, браток, – несколько задумчиво ответил старшина, – готовь гранаты, морячки!

 Протирая сонные глаза, я подтянулся к краю бруствера и, глянув вперед, увидел вдалеке, в легкой невесомой дымке марева, короткие, располагающиеся уступами по отношению к нам, цепочки вражеских солдат, медленно, но неотвратимо приближающиеся. Перед ними, нервно покачивая стволами при перекатывании через холмистые валы, обрамленные серо-желтыми облаками поднятой пыли, ползли со слоновьей грациозностью три танкетки «R1» и, если нас не обманывали глаза, целых семь танков «R2». Вы только представьте себе, вся наша Приморская армия, которой были приданы наши полки морской пехоты, имела на своем вооружении два стареньких танка и десять бронемашин. А тут на столь узком участке фронта враг двигает против нас такую силу.

В том страшном бою мы потеряли много ребят. В разгар сражения двум танкам удалось прорваться и зайти нам за спины, один из которых поразил из ПТР тот моряк с худым лицом, прозванный Колей «кукушкой». А второй «R2», в смелом броске подобравшись к нему поближе, гранатой подбил наш Николай и, откатившись назад, лежа на спине с довольной ухмылкой, наблюдал, как мы с Василием поливаем сочными очередями из трофейных автоматов экипаж, покидающий горящую машину. Видно чувствуя, как на чаше шатких весов закачалась, готовая вот-вот перевесить их бронированную мощь наша солдатская удача, опять высоко в небе показались неповоротливые бомбардировщики. И вновь заговорила наши зенитки, и вновь самолеты, уходя, опорожнились столь не удачно, что поразили свой же танк и танкетку!

 – Ну и асы, мать их етить, – заливался нервным смехом Колька, бросив винтовку и схватившись руками за впалые бока, поглядывая, как три танка (еще один был подбит на левом, дальнем от нас фланге), две танкетки и остатки пехоты убираются восвояси зализывать раны.

 Второй раунд боя, затихшего под вечер, в силу того, что мы не отступили, не сдвинулись ни на шаг, остался за нами. Но в отличие от первого дня, когда в нашей роте не было потерь и насчитывалось четверо легко раненых, трое из которых продолжали оставаться в строю, второй день открыл скорбный счет: одиннадцать убитых и семнадцать раненых, в большинстве своем тяжело. В числе убитых оказался и худой паренек с перекошенным лицом, столь героически подбивший из противотанкового ружья «R2». Он лежал, вытянувшись во весь рост, но казался еще меньше, чем при жизни, и гримаса злости или боли безвозвратно стерлась с его мальчишеского, с заостренным носом лица, ставшего чистым и безмятежным.

 – Как его хоть звали? – совершенно чужим, глухим с хрипотцой голосом спросил Николай.

 – Рядовой Кукушкин Степан Ефимович. Степа, то есть. Славно воевал и погиб, как и подобает настоящему моряку, – будто читая по документам, тихо и деловито ответил старшина и отошел в сторону.

 Наша троица, обнявшись, еще долго стояла, отдавая дань погибшему герою, а теплый вечерний ветер ласково трепал, точно убаюкивал, кудри наших обнаженных голов.

 Ночь прошла, как и предыдущая, в относительном спокойствии. 14 августа тишина на нашем участке продолжалась практически до обеда.

 – Что-то ныне заспались наши противники, – прислонившись спиной к стенке окопа, проговорил Василий.

 – А может, они там все от страха вымерли? – с ложной надеждой в голосе поддержал его Николай.

 – Как же, дождешься от них. После вчерашнего штаны поменяют, и снова полезут, неугомонные, – вставил и я свое веское слово.

 Когда мы заскучали уже почти по настоящему румыны пошли на нас, в этот раз без артподготовки и без поддержки техникой, пошли как-то лениво и с долей обреченности. И так продолжалось весь день: враг беспокоил нас редкими и кратковременными атаками, но как-то вяло, без должного рвения, словно в силу суровой необходимости и, быстро успокаиваясь под перекрестным огнем, отступал.

 Все изменилось 15 августа. По-видимому, вражеское командование, проанализировав неудачный трехдневный опыт боевых действий, пришло к единственно верному заключению: легче и целесообразней прорывать оборону в восточном секторе. И в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое, перебросив войска с других участков, стянув практически все румыно-немецкие силы на нашем отрезке фронта, враг тем самым обеспечил себе десятикратное численное превосходство.

 Мы сопротивлялись как могли и дрались, как львы. Восьмичасовой бой с многократно превосходящими силами противника при всем везении, при всем солдатском счастье не мог закончиться нашей победой. Потеряв убитыми и ранеными половину состава роты, смятые и несколько обескураженные, мы отступили.

 Нет, конечно же, при всей трагичности ситуации и тяжести нашего положения, наш отход отнюдь не напоминал позорное и трусливое бегство. Он скорее походил на морской отлив, когда степенно и неторопливо, с явно обозначенной неохотой, волна, повинуясь исключительно суровой необходимости соблюдать законы природы, уходит, оставляя до поры до времени влажный берег. Вот так и мы, орошая почву кровью, выбитые мощным наскоком с удобных позиций, но горделиво не показывая своих спин врагу, сантиметр за сантиметром отползали, перекатываясь и взрыхляя землю локтями, в тщетной попытке зацепиться и, собрав воедино последние силы, этим крепко сжатым кулаком, нанести врагу свой последний прощальный удар.

 А когда стало совсем худо, на помощь нам совершено неожиданно подоспел отряд численностью до полуроты под командованием пожилого интенданта. Этот добровольческий отряд был пестрым и разномастным по составу: здесь были и моряки, и городские жители, ушедшие в ополчение, и артиллеристы, и представители интендантской службы.

 И хотя, по-прежнему, численный перевес был, безусловно, за румынами, воодушевленные чудесным образом пришедшим к нам спасением, мы, поднявшись в полный рост, повернули вспять и погнали оторопевшего врага. А уже к вечеру 17 августа наша обескровленная, но несколько восстановленная свежим подкреплением рота занимала с неописуемой радостью свои старые, «обжитые» позиции.

 Позже мы узнали, что наши однополчане – соседи слева, располагавшиеся северо-западнее нас в населенном пункте Булдинка, в течение трех дней несколько раз оставляли, но разъяренные поражением, возвращались и, выбив врага, захватив орудия, танки и множество других трофеев, вновь овладевали селом. А другие наши однополчане, рота капитана Ламзина, попав досадным образом в окружение, сумели с честью выйти из него, догадавшись поджечь пшеницу, в которой залегли румыны и вырвались из вражеского кольца, воспользовавшись паникой, что вызвал в стане противника столь неожиданный пожар.

 До конца августа бои протекали с переменным успехом. Контратаками нашей доблестной морской пехоты, силами всего лишь одного пехотного полка и огнем корабельной артиллерии были отражены атаки двух дивизий немецко-румынских войск. В течение многих дней мы при поддержке артиллерии сдерживали здесь натиск вражеских войск. Противник, не жалея сил и средств, пытался прорваться к морскому побережью в районе Григорьевки, чтобы напрямую вести оттуда огонь по порту и транспортам, обеспечивающим снабжение города, а также по кораблям, артиллерия которых оказывала поддержку сухопутным войскам.

 На отдельных участках противнику удавалось, прорвав фронт, вклиниваться в нашу оборону на глубину до нескольких километров. Однако, как правило, через два-три дня ценой невероятных, поистине героических усилий наши войска восстанавливали статус-кво. Порой душевный настрой бойцов, поднимающихся в контратаку, способствовал дальнейшему развитию наступления, и мы могли бы отодвинуть линию фронта гораздо дальше от Одессы. Было даже создано несколько специальных ударных групп, которые ближе к концу августа согласно разработанному плану перешли в наступление. Оно развивалось с самого начала неудачно, главным образом по той причине, что район наступления ударной группы находился слишком далеко от кораблей военно-морской базы. Поэтому корабельная артиллерия не смогла поддержать наступление артиллерийским огнем. Немалое значение имело отсутствие танков в частях. После неудачных попыток прорвать оборону противника советской ударной группе пришлось самой перейти к обороне. В последние дни августа шли тяжелые бои с превосходящими силами врага, который нес со злым удовлетворением, большие потери и в людях, и в технике, но сумел вновь продвинуться на пару километров.

 Обстановка на фронте нашей обороны к началу сентября еще больше осложнилась. Осложнилась в первую очередь дефицитом людей. Наш поредевший, потерявший за две недели кровопролитных боев три четверти личного состава, первый полк был включен в состав Приморской армии, под командованием блистательного и любимого солдатами генерала Петрова. Многих товарищей потеряли мы за эти дни, но Бог хранил нашу троицу целой и невредимой. Хранил, как оказалось, до поры…

 К тому времени, мы, морские пехотинцы, уже успели завоевать определенную славу и известность. Из-за носимых ли нами черных бушлатов с алой звездой на рукаве, как у комиссаров, из-за нашей ли отчаянной, граничащей с фанатизмом, решимости драться до последнего моряка и до последней капли кипучей крови, заслужили мы у врага высокое звание «черных комиссаров». Мы прекрасно знали, какие особые привилегии гарантирует моряку этот «титул»: в случае плена нам обещали мучительную, с изощренными пытками смерть. Лестные, но вполне заслуженные комплименты слышали мы в свой адрес и от братьев по оружию. Широко известны слова командующего 95-ой, Молдавской стрелковой дивизией, генерала Воробьева: «Черноморцы сражаются с беспримерной храбростью, мужеством и самоотверженностью. Это отважные бойцы. Отряд моряков цементирует дивизию, по ним равняются роты и батальоны». Это очень высокая оценка, данная сухопутным генералом, пехотным командиром, но морские пехотинцы ее заработали.

 В ту пору в нашей среде пользовалось невероятной популярностью четверостишие, написанное политруком первой роты нашего полка Гришей Каревым, который недавно в тяжелой схватке в решающий момент заменил погибшего комиссара отряда:

«Враги называли нас – черная туча, 
Друзья называли нас – гвардия флота. 
А мы назывались скромнее и лучше, 
Точнее и проще – морская пехота!»

 

Эти полюбившиеся всем нам простые и соответствующие истине строчки, мы декламировали нараспев по любому удобному случаю.

 Начало сентября запомнилось нам и первым вручением государственных наград. Мы с Василием были награждены медалями «За Отвагу», а вот Николай был удостоен ордена Красной Звезды, за тот, подбитый им в начале боев, прорвавшийся за линию обороны вражеский танк.

 Война стремительно катилась на восток. Мы же, защитники гордой красавицы Одессы, в плотном огненном кольце окружения оставались на месте, как вкопанные. Но уже всем становилось ясно, что без подкрепления, из-за катастрофического неравенства сил долго нам не продержаться. И мы получили столь необходимую помощь. В самом конце августа быстроходными судами и боевыми кораблями Черноморского флота, была осуществлена переброска шести, сформированных в Крыму исключительно из моряков-добровольцев, отрядов и десяти кавказских маршевых батальонов. Но и враг, чьи возможности и ресурсы на тот момент казались безграничными, уязвленный в самое сердце неприступностью города и мужеством его защитников, стягивал все новые и новые воинские части.

 14 сентября военсовет Одесского Оборонительного Района запросил экстренную помощь в связи с нехваткой подкрепления. В ответ 15 сентября Верховное Главнокомандование обратилось к защитникам Одессы с призывом продержаться семь дней, в течение которых им будут доставлены подкрепление и вооружение. Воодушевленные обращением, мы, защитники героического города, отразили наступление на всем фронте обороны, начатое противником в тот же день. А к 20 сентября из Новороссийска к нам была перевезена по морю 157-я стрелковая дивизия.

 Но к тому моменту румыны при поддержке огня мощной полевой артиллерии смогли продвинуться вдоль побережья Черного моря западнее деревни Григорьевка, что позволило их артиллерии взять под обстрел фарватер и морской порт Одессы. Фактически это означало, что защитники города обречены: враг получил возможность топить транспорты, доставлявшие гарнизону подкрепления, продовольствие и боеприпасы.

 Для спасения города командование Черноморского флота экстренно разработало план комбинированной десантной операции, которая вошла в историю Великой войны как Григорьевский десант.

 Утром 22 сентября мы узнали, что внезапно высаженный ночью северо-восточнее нас в районе Григорьевки десант, в составе третьего полка морской пехоты, сформированного в Севастополе по образу и подобию нашего подразделения, после короткого боя зацепился за плацдарм и при поддержке корабельной артиллерии начал стремительное наступление. Так же успешно действовал в тылу противника и отряд парашютистов, который уничтожил командный пункт и нарушил связь, тем самым в значительной степени дезорганизовав противника. В то же утро мы получили приказ: войскам Одесского оборонительного района, дислоцированным в Восточном секторе, перейти в наступление.

 Разминая ноги, затекшие от двухдневного сидения в окопах под постоянный гул недалеких разрывов, перепрыгнув через гребень бруствера, мы побежали, держа автоматы и винтовки наперевес. Довольно легко сломив сопротивление противника, окрыленные жаждой мщения мы продолжали преследовать его, отступавшего в северном и северо-западном направлениях. В результате согласованных ударов морского десанта, сухопутных войск, авиации и кораблей флота к исходу дня фланговая немецко-румынская группировка, состоявшая из двух пехотных дивизий, была разгромлена. Только за один день противник потерял убитыми, ранеными и пленными около шести тысяч солдат и офицеров.

 Однако наша с Василием радость от этой победы была сильно омрачена: в этом бою был смертельно ранен осколком разорвавшейся гранаты наш закадычный дружок Николаша. Прошло уже больше шести десятилетий, но я и поныне верю, что наша дружба не прекратилась с его смертью. Взращенный и воспитанный в атеистическом государстве, я не берусь судить, есть ли жизнь после той, последней черты, разделяющей наш мир от небытия. Но если есть, тогда я твердо уверен, что мои верные друзья ждут меня там, куда я скоро отправлюсь, и наша троица, теперь уже навеки, станет неразлучной. Как бы то ни было, но с того дня мы с Васильком стали еще ближе друг другу, и старались ни в бою, ни на отдыхе надолго не расставаться.

 К концу сентября положение на фронте стабилизировалось. Вражеская артиллерия больше не обстреливала ни порт, ни его акваторию. Стали редкими и налеты немецкой авиации. И уже поползли упорные слухи, что, мол, штаб Одесского Оборонительного района, вдохновленный последними успехами, разрабатывает план подготовки наших частей к длительной обороне предстоящей зимой. Однако у Центра были другие стратегические соображения, и тридцатого сентября была получена директива Ставки Верховного Главнокомандования: «Храбро и честно выполнившим свою задачу бойцам и командирам ООР в кратчайший срок эвакуировать войска Одесского Оборонительного района на Крымский полуостров».

 Организация скрытной в условиях непосредственного соприкосновения с врагом эвакуации тридцати пяти тысяч бойцов с вооружением и техникой – задача чрезвычайно сложная. Но и эта операция была проведена с присущим защитникам Одессы блеском.

 Однако если скрытность самого факта подготовки и проведения операции достигалась преимущественно мерами активной и пассивной маскировки, то действия по осуществлению самой эвакуации, независимо от того, как расценивал их противник, требовали обеспечения силой. Как известно, наиболее сложным этапом всякой эвакуации, является отрыв от противника с моментальной посадкой на поджидающие суда последнего эшелона и арьергарда отходящих войск. Активные действия сухопутных войск на фронте обороны дезориентировали противника об истинных их намерениях и обеспечили отход в течение ночи на 16 октября последнего эшелона. Прикрывали отход выделенные каждой дивизией арьергардные батальоны, усиленные артиллерийскими подразделениями со старой материальной частью, подлежавшей уничтожению в последний момент. Огневое прикрытие осуществляли три стационарные береговые батареи, которые также предстояло взорвать. С моря отход и посадку на транспорты последних частей обеспечивала артиллерия двух крейсеров и четырех эскадренных миноносцев. В последний момент они должны были принять на борт арьергардные батальоны и эскортировать транспорты с последним эшелоном войск в Севастополь.

 Избранные огневые позиции позволяли кораблям вести огонь по всему сухопутному фронту обороны Одессы с помощью заранее размещенных наблюдательных и корректировочных постов. Наибольшая плотность огня корабельной артиллерии предусматривалась на флангах обороны, чтобы исключить попытки противника захватить Одесский порт и тем сорвать отход последнего эшелона. Не лишним было и решение командования Одесского оборонительного района не беспокоить противника без необходимости огнем корабельной артиллерии, так как самый факт начала стрельбы мог вызвать у него подозрение, спровоцировав врага на активные действия. Разрешалось ведение огня лишь в исключительных случаях – при попытках противника наступать. Целесообразность этого решения была несомненной и находилась в соответствии с основой замысла действий при эвакуации – всемерного достижения ее скрытности.

 Мы с Василием были определены в один из арьергардных отрядов, призванных обеспечивать планомерный отход основных войск. Более того, по рекомендации комбата, после соответствующей беседы в Штабе Обороны, куда нас доставили разоруженными, будто арестантов, меня и Василька назначили в отряд специального назначения из шести человек под командованием старшины первой статьи. Задачей нашего маленького отряда был подрыв портовых сооружений после ухода последнего из наших кораблей. Потом мы были вольны в выборе: остаться в городе, которому грозила неизбежная оккупация и, связавшись с местным подпольем, бороться на захваченной врагом территории непривычными нам партизанскими методами либо, заранее подготовив пути и средства для отхода, самостоятельно пробираться по морю в Севастополь. Переговорив между собой, наша группа выбрала второй, трудновыполнимый и сложный, но более приемлемый для нас, присущий нашим просоленным душам, вариант.

 Какими словами описать то сложное чувство, охватившее нас, когда мы, с трудом сдерживая неизвестно откуда взявшиеся слезы, стояли на пустом пирсе, провожая глазами последний транспорт, покидающий пустой город. В груди щемило от тоски и боли, а налетавший с моря ветер, оставлял на губах горьковатый привкус. Нам, шестерым отчаянным «морским волкам», старшему из которых не исполнилось и двадцати лет, предстояла трудная и опасная работа.

 Для перехода в Севастополь мы выбрали небольшую рыбацкую шаланду, оборудованную относительно мощным мотором, и погрузили в нее оружие, боеприпасы и провизию с водой. Уже в сгущающихся сумерках, отсалютовав роскошным фейерверком, мы взорвали перед самым носом подобравшихся совсем близко к порту фашистов заранее заложенные минерами заряды, разрушив основные портовые сооружения. А, выполнив поставленную перед нами задачу, наша команда погрузилась в лодку и дождавшись ночи под покровом темноты отчалила. Враг, уже ворвавшийся в город, пораженный неожиданным раскладом, но растерянный лишь в первые мгновенья, обшаривал прожекторами водную гладь бухты. Несколько раз, попадая под обстрел и ожесточенно огрызаясь выстрелами кормового пулемета, мы, скорее чудом избегли гибели.

 К рассвету мы были далеко в открытом море. Но напасти наши на этом не кончились. Как оказалось, наша шаланда представляла легкую и желанную добычу для немецких летчиков. Я уже не помню, сколько раз нам приходилось прыгать в воду и, подальше отплыв, нырять, когда над нами появлялся злосчастный «мессер», и словно развлекаясь, строчил по лодке из крупнокалиберного пулемета. Наигравшись, самолет улетал, а через время, дозаправившись, возвращался. После нескольких таких заходов, наше судно получило столь серьезные повреждения, что мы уже стали сомневаться в том, что когда-либо увидим берег.

 Именно в этот момент в паре кабельтовых от нас показался из воды перископ. Мысленно попрощавшись с жизнью, мы приготовились к последнему бою. Но к нашей несказанной радости, вслед за трубой перископа из морской пучины показалась рубка прекрасно нам знакомой «Щуки». Подводники сняли нас с безжалостно расстрелянной, терпящей бедствие шаланды, и доставили в Севастополь.

 На борту подлодки, переодетые и накормленные, мы падали с ног от усталости и перенапряжения. Но будучи засыпаны вопросами гостеприимных подводников мы еще долго не отправлялись спать, рассказывая благодарным слушателям о страшной, но овеянной славой борьбе с врагом, об обороне Одессы и о том, что нам довелось пережить. К вечеру 18 октября мы прибыли в Севастополь.

 Вот так неожиданно, быстро и с комфортом, наш маленький героический отряд ступил в славный черноморский порт, который мы, там еще в Одессе, ласково называли между собой «Севой», попав, как говорится, из огня да в полымя.

 

 


  • _vik это нравится



Кто читал эту тему? (Всего : 1) Дробный:

Сперва дай людям, потом с них спрашивай.


# _vik

_vik

    Полный архив на дому


  • OFFLINE
  • Пользователи
  • PipPip
  • Активность
    23
  • 31 сообщений
  • Создал тем: 2
  • 3 благодарностей

Отправлено 15 июня 2013 - 00:35

Спасибо,супер интересно.Но дед(или внук)путает-не могли они 12 августа сражаться с румынами в районе Чебанки.Они бились в районе рыбных промыслов(Сычавка),об этих боях также пишет морпех 1 полка Замиховский.



# NETSLOV

NETSLOV

    «Fortunate Son»

  • Topic Starter

  • OFFLINE
  • Администраторы
  • Активность
    5 661
  • 6 203 сообщений
  • Создал тем: 757
  • 1555 благодарностей

Отправлено 15 июня 2013 - 10:40

Спасибо,супер интересно.Но дед(или внук)путает-не могли они 12 августа сражаться с румынами в районе Чебанки.Они бились в районе рыбных промыслов(Сычавка),об этих боях также пишет морпех 1 полка Замиховский.

Может быть,ждем от тебя твоих сканов документов-не можешь сам закинуть кинь мне на почту g2odessa@gmail.com  всё что есть у тебя по кладбищам и прочему- я сам залью от твоего имени 


Сперва дай людям, потом с них спрашивай.





Добро пожаловать на www.73.odessa.ua!

Зарегистрируйтесь пожалуйста для того,
что бы вы могли оставлять сообщения и
просматривать полноценно наш форум.