http://iremember.ru/...tranitsa-2.html
После похода мы находились в Севастополе, немцы несколько дней бомбили корабли часто, однажды особенно сильно, целых два дня подряд, и упорно продолжали бросать магнитные мины. 16 августа я списался в морскую пехоту. Это был приказ Октябрьского о создании из личного состава флота специальных батальонов морской пехоты, я подошел с рапортом к командиру дивизиона, он меня, грубо выражаясь, отшвырнул, еще и напоследок сказал:
- Когда будет положено, я сам вас позову.
Тогда я пошел к политруку, он взял мой рапорт и доложил комиссару корабля. Хотя тем самым была нарушена субординация, минут через 40 вызывает меня командир эскадры, и говорит мне:
- Вы написали рапорт и изъявили желание защищать Отечество?
- Так точно.
- Собирайтесь! Вас 18 человек добровольцев, будем отправлять вас.
После этого на корабле собрали весь личный состав, и как сейчас помню, комиссар выступил с речью (привожу почти дословно):
- Товарищи матросы, старшины и командиры! Мы направляем наших посланников, защищать Одессу, и надеемся, что они не посрамят честь крейсера, и вернутся героями!
16 августа для меня было памятным днем. В первый же день призыва нашего командования флота встать на защиту Одессы сотни добровольцев-моряков подали рапорты о зачислении в морскую пехоту.
Уже через час нас отправили на берег, а затем решили направить в Одессу на пополнение 25-й Чапаевской дивизии. Туда нас перебросили на теплоходе "Украина", перед отправкой выдали СВТ, но эти винтовки были никуда не годные, если только песок попадет, то уже заклинивает. Поэтому я на передовой достал себе наш карабин, а еще позже в боях взял трофейный автомат, к нему подходили патроны для ТТ, они были одинаковые по калибру. Я противогаз из сумки выбросил, и патроны туда набил, потому что противогаз не сильно-то и нужен, а патроны это хлеб для солдата на войне. Я попал в батальон морской пехоты к Денщикову. Под Лузановкой я вступил в свой первый бой, тут такое дело было: Денщиков был сам очень горячий человек (кстати, он и погиб в бою при наступлении), в атаке шумит и кричит, команды отдает постоянно, но как-то бестолково, поэтому мы напролом лезли, из-за чего много потерь имели. И командир погиб, и раненных много было, хотя мы не с немцами, а с румынами сражались.
Под Лузановкой в конце сентября я был тяжело ранен пулей в руку, находился в госпитале, потом попал в батальон к Коптелову Василию Степановичу. Это произошло так - зашел к нам в палату, прихрамывая, крепкий мужик и спросил
- Матросы есть в палате?
- Есть, - а мы лежали в Одесском университете в аудиториях, большие палаты были.
- Кто хочет досрочно на фронт идти?
Все кто ковыляет, кто руку держит (я, к примеру, руку на перевязи держал), вышли из палат и отправились на передовую. Вместе с Коптеловым мы попали под Татарку. И воевали мы успешно, причем Коптелов сам ходил в разведку, мы его "Батя" называли. Вот Батя все делал по уму, и в наступление правильно нас вел. Характер же имел как кремень. Приведу такой случай: одного матроса Коптелов отправил с донесением в управление под Одессой, он должен вернуться, а его нет. Послали другого матроса, тот нашел первого на рынке, он там чего-то мухлевал. Пришли в часть, второй матрос по всей форме доложил сидящему Коптелову, тот подзывает первого матроса:
- А ну иди сюда! - И так ему врезал, что тот метров пять прополз, Коптелов опять:
- Иди сюда! Бить больше не буду, - Батя встает, наливает стакан коньяка, дает матросу - На, выпей. Если еще раз повториться, то сам лично расстреляю!
С таким командиром и мы отчаянно воевали. Когда матросы в атаку шли, мы всегда снимали бушлаты, сами в одних тельняшках фланелевых бежим и кричим только:
- Полундра, мать...! - После наших атак румынский командующий Антонеску издал приказ, чтобы моряков в плен не брать, а расстреливать на месте.
К нам на позиции однажды приехал командир 25-й дивизии генерал-майор Петров. Из-за пенсне, манеры разговора он производил впечатление настоящего интеллигента, правда, в военной форме. Разговаривал с матросами очень доброжелательно. Во время беседы даже положил мне на плечо руку: "Все будет, ребята, хорошо!"
Кормили нас под Одессой хорошо, перед атакой водки не давали, зато вина мог выпить сколько угодно, но мы сами не злоупотребляли, стакан выпил, и хватит. После сражений под Татаркой началась эвакуация Одессы, мы поздно вечером пошли к "Абхазии", после выхода в море сидели в трюмах и немцы бомбили теплоход наш, чувствовалось, что он вилял туда-сюда, то влево, то вправо. Тогда мы все пошли наверх, а то поняли, что в кубрике можем застрять, если вдруг корабль тонуть начнет. Только мы выбрались, а на палубе уже пехота сидела, тоже как мы, на всякий случай. Мы хоть как моряки умели плавать, я, к примеру, мог запросто 10 км проплыть, но все равно страшно - в открытом море куда плыть?! Но в целом эвакуироваться нам никто не мешал, потому что основные немецкие силы во главе с Манштейном пытались прорваться в Крым, нас же оружием и боеприпасами снабжали из Севастополя, и командование решило эвакуировать гарнизон города на усиление гарнизона Крыма. Также хотел бы обратить внимание на такой факт: в Одессе полно евреев, наверное, с полгорода, а немцы к евреям плохо относились, мы звали девушек с собой уходить, но многие, как ни странно, рассчитывали, что если немцы придут, они свободно магазины откроют. И вот одна девушка подходит ко мне и говорит:
- Товарищ краснофлотец! Я активистка, секретарь комсомольской организации, возьмите меня в эвакуацию!
Нам с собой гражданских брать было не положено, тогда я набросил на нее бушлат, одел ей бескозырку, и провел на корабль. Куда она девалась дальше, я не знаю, но в Севастополь, во всяком случае, она прибыла.
В Севастополе нас посадили на автомобили, которые, кстати, доставили морем из Одессы, и привезли в Джанкой, оттуда мы должны были быть направлены на Перекоп, но дошли пешком только до Воронцовки, где уже засели немцы. Сходу ее взяли, но очень скоро поняли, что Крым - это не Одесса, да и немцы - не румыны. Противник быстро обошел Воронцовку с двух сторон и, чтобы не попасть в окружение, командир приказал отступать. Так и повелось: днем отбиваемся, ночью отходим. Жители, особенно пожилые женщины, кричали нам:
- Эх вы, куда же вы уходите, нас покидаете, - мы в ответ:
- Бабушки, мы вернемся обязательно! - И действительно у всех такой настрой был, не падать духом, что мы вернемся. И воевали мы хорошо, ничего не скажешь.
